Александр Невзоров

[Сключики]

Александр Невзоров - кто по ТИМу?

[Чаппа]

Гексли/Гамлет

интуит 100% уверенности

[GrayMan]

Я за гамлета.

[halfblood]

у меня версия странная для большинства, но полагаю, что точная. Габен

[halfblood]

Вы его молодые видео смотрите. К старости у него произошло смещение личностное

[GrayMan]

Я за гамлета.

Уже не считаю его гамлетом. Александр Глебович может выдохнуть)

[Чаппа]

мало его фоток в молодости
но те, которые находятся - на них он такой скромняга, с опущенными глазками))

[path]

Жуков.

[Скелл]

Юноша бледный со взглядом горящим.
В молодости для того, чтобы играть неподкупного рыцаря, ему хватало выйти на 10 мин в кожанке в эфир и за эти 10 мин выдать эмоций столько, чтобы никто не усомнился в его рыцарстве.


Сейчас в образе постаревшего (и мало кому интересного) рыцаря для привлечения внимания используются более яркие и вычурные костюмы.





Соционический рыцарь. Гамло обыкновенное.

[игнат]

и за эти 10 мин выдать эмоций столько, чтобы никто не усомнился в его рыцарстве.

т.е. - "не выдать эмоций, чтобы никто не усомнился в его рыцарстве".)

сейчас Александр Глебыч, на мой взгляд, косит под интеллектуала Мефистофеля, с...егося от променада на Патриарших, при этом плохо владеющего матчастью, например, текстами Евангелия (столкнулся с этим в "Хороший. Плохой. Злой." Белковского год/два назад), но своеобычно палящего факел апломба.

упс. по тиму...
..., подходит?

[Скелл]

и за эти 10 мин выдать эмоций столько, чтобы никто не усомнился в его рыцарстве.

т.е. - "не выдать эмоций, чтобы никто не усомнился в его рыцарстве".)

сейчас Александр Глебыч, на мой взгляд, косит под интеллектуала Мефистофеля, с...егося от променада на Патриарших, при этом плохо владеющего матчастью, например, текстами Евангелия (столкнулся с этим в "Хороший. Плохой. Злой." Белковского год/два назад), но своеобычно палящего факел апломба.

упс. по тиму...
..., подходит?

"Палящий факел апломба" больше всего подходит к экстравертным решительным типам.

[Ханна]

мало его фоток в молодости
но те, которые находятся - на них он такой скромняга, с опущенными глазками))

потому что не важно каким тебя сотворила природа и родители. важно каким ты потом себя доформировал сам.

[белый олеандр]

Себя сформировал вполне отлично
У него жена Штирка, и тёща тоже )))

[Ханна]

Себя сформировал вполне отлично
У него жена Штирка, и тёща тоже )))

Штиры умеют формировать. Наверное.

[Сключики]

Позволю себе скопировать Стратиевскую ))

Робеспьер — великий манипулятор возможностями, неистощимый комбинатор идей и изобретатель “справедливых” и сравнительно честных способов наживаться за чужой счёт. (Как это ни грустно осознавать!). Его "наблюдательный" прагматизм (+ч.л.8), с подачи гибкого и изобретательного аспекта интуиции потенциальных возможностей (+ч.и.2) как раз и заключается В УМЕНИИ НАХОДИТЬ ВЫГОДУ ТАМ, ГДЕ ЕЁ УПУСКАЮТ ДРУГИЕ.

Представитель этого психотипа всегда знает ГДЕ, КАК И ЗА ЧЕЙ СЧЁТ ОН МОЖЕТ СОКРАТИТЬ СВОИ РАСХОДЫ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛО И ВЗАИМОВЫГОДНО (в рамках сложившейся системы отношений) И СПРАВЕДЛИВО.

(Так, например, воздвигая навес над своим балконом, он может зайти к соседу и поинтересоваться, не желает ли тот устроить такое же приспособление и у себя, а заодно и оплатить половину его расходов. Останавливая такси, он постарается тут же найти себе попутчика, с которым и разделит затраты на проезд, но уж никак не позволит шофёру взять и с себя, и с попутчика по полному тарифу — это, по мнению Робеспьера, будет несправедливо.).

Как бы то ни было, а прагматизм у Робеспьера какой- то “остаточный”— зависимый от его программной инволюционной логики соотношений (-б.л.1), умеющей подбирать остаточную прибыль и использовать её для "справедливых" (с его точки зрения) и взаимовыгодных деловых манипуляций. По этому аспекту он только “подбирает колоски” на чужом поле, пользуясь остатками той выгоды, на которую другие (по его мнению) и не должны были бы претендовать (что им жалко, что - ли?).

Но как прикажете поступать такому “остаточному рационалисту”, взаимодействуя с "технологическим максималистом" Штирлицем, за которым и подбирать - то ничего не приходится — у него всё идёт в прок?

Вот тут - то и начинается самое интересное!

Подбирая “крохи” за Штирлицем, (если таковые остаются), Робеспьер очень бы желал, чтобы этих “крох” оставалось побольше. Поэтому он, конечно же, заинтересован в высокой производительности компаньона, (чтобы тот сеял и пахал в полное своё удовольствие), но чтобы и намеренно “оставлял часть урожая на поле”, чтобы этим остатком Робеспьер считал себя вправе распоряжаться и справедливо его распределять.(Пусть и другим что - нибудь перепадает!).

Кто ему даст такое право?!

Это право он себе сам завоёвывает, ссылаясь на те или иные законы, (которые он считает справедливыми), изобретая те или иные способы "почти честного отъёма" продуктов производства для последующего их справедливого распределения, (из которых социалистические преобразования общества — самые эффективные). А если таковые способы не являются законными, Робеспьер их официальным порядком узаконит, что и позволит ему в полной мере ощущать свою правоту и активизироваться этими ощущениями.

Поскольку на противоправные действия он в принципе не способен — это не увязывается с его принципиальным представлением о справедливости, ему приходится самого себя убеждать в справедливости своих поступков, что, при его субъективном представлении о справедливости, не так уж трудно.

Для начала он приходит к выводу, что “пахарю” вовсе необязательно использовать все свои доходы на себя, а для этого ему следует умерить свои потребности, тогда останется больше излишков, которые можно будет справедливо распределять в одной отдельно взятой (демократичной) социальной системе (Роль справедливого распределителя Робеспьер также берёт на себя. Везде, где что - то надо распределить поровну, по справедливости, Робеспьер с готовностью предлагает свои услуги. Распределение на равных — его стезя, соционная миссия его программы.)

Разработку потребительских нормативов материальной компенсации, необходимой для восполнения затраченных усилий Робеспьер тоже берёт на себя. Компенсация материальных ресурсов и физических сил не должна превышать определённого (оптимально заниженного) норматива. А иначе все излишки уйдут на восполнение сил "пахаря", на компенсацию произведённых им физических и материальных затрат, на удовлетворение его экологических и социальных потребностей.

Казалось бы, какое ему дело до потребностей “пахаря”? У того свой расход сил и свои аппетиты!

По мнению "справедливого распределителя" следить надо за аппетитами "пахаря" — крайне необходимо! А иначе, проест все "излишки", другим ничего не останется! Поменьше будет потреблять, побольше оставит! Значит и координировать надо не только доходы “пахаря”, но и его запросы, и потребности, а это уже Робеспьер считает своим прямым гражданским долгом. (К этому его призывает программная логика соотношений).

Но — вот беда! Штирлиц с таким “справедливым распределением” в принципе не соглашается. Живёт себе по частно -собственнической идеологии: сам заработал, сам и распределил — своё кровное! (Сам посеял, сам и пожнёт! А если и поделится с кем, то только добровольно и из личного сострадания, поскольку к этому его подсознательно призывает “этика милосердия” Достоевского.)

И координировать свои потребности (равно как и аппетиты) Штирлиц тоже никому не позволит (Кому какое дело, сколько мыла и одеколона он на себя изводит и как часто меняет рубашку?! — это дело его субъективных, сенсорных ощущений, вопрос субъективно выверенных и лично им для себя установленных экологических нормативов).

Со своей стороны Штирлиц может предложить Робеспьеру равное распределение нагрузок. (Поработай - ка с моё, и посмотрим, какие у тебя будут аппетиты! )

Но вот с этим уже не согласится Робеспьер — равную со Штирлицем норму он потянуть никак не сможет. И “пахать” по 15-17 часов в сутки, как его “миражник”, решительно не способен — это уж увольте!

И значит опять возникают обиды и разногласия!

Ведь что получается: мало того, что Штирлиц работает как вол, он ещё и своё заработанное должен отвоёвывать. А Робеспьер и рад бы работать с такой же нагрузкой, да не может, хотя потребностей у него могло бы быть ничуть не меньше.

Обидно ему и то, что Штирлиц не желает считаться с его оптимальными (усреднёнными) возможностями в, а выставляет (как ему кажется) завышенные, ужесточённые требования. И точно также поступает по отношению к другим. К понятию "равенства возможностей" (или "возможностной уравниловки") относится скептически. Не верит в то, что в обществе в принципе можно установить такой норматив и соблюдать его. А если бы даже это и было возможно, Штирлиц усреднёнными возможностями не активизировался бы, поскольку это противоречит высоким технологическим устремлениям его программной деловой логики.

Штирлиц — экстраверт. И вписываться в жёсткую и неудобную для себя программу соотношений не может и не хочет, потому что это регрессивно отразится на его собственной ЭГО- программе — на программе его ТИМа. А программа ТИМа у него ЭВОЛЮЦИОННАЯ (+ч.л.1). И занижать темпы её эволюционного развития он не имеет права. Изменить соционной миссии своей программы Штирлиц не может, поэтому и в Прокрустово ложе предложенных Робеспьером социальных нормативов укладываться не будет. Ему придётся либо опротестовать их, либо изобретать способы их игнорировать или обходить. (Чего Робеспьер, стараясь законодательно утвердить разработанные и выверенные им социальные нормативы, также не допустит. Как только предложенные Робеспьером нормативы приобретают статус закона, Робеспьер устанавливает жёсткий контроль за их повсеместным внедрением и выполнением. Так что, Штирлицу остаётся только подчиниться ( по своей наблюдательной и "законопослушной" логике соотношений (-б.л.7), заставляющей его считаться с установленными в социуме порядками), либо искать для себя другой социум, защищающий права личности на свободу деловой инициативы.

Как видим, в миражных отношениях противоречие программной и наблюдательной функций партнёров (каналы 1— 7, уровней ЭГО — ИД ) оказывается наиболее конфликтогенным.

Наблюдательные функции обоих партнёров (+ч.л.7 ) у ЛИИ и (- б.л.7) у ЛСЭ) оказываются "обиженными", поскольку к их свойствам относится не только УМЕНИЕ НЕ УПУСКАТЬ СВОЕГО (что равно обидно и Штирлицу и Робеспьеру), НО И СТРЕМЛЕНИЕ СООТВЕТСТВОВАТЬ НОРМАМ, ЗАДАВАЕМЫМ партнёром и программой собственного ТИМа (чтобы самому не деградировать, чтобы перед самим собой стыдно не было.

И по этой причине Штирлиц также не может согласиться на занижение технических и экологических нормативов, на усреднение возможностей (социального равенства ради)

Робеспьер со своей стороны не может согласиться на задаваемые Штирлицем рабочие нагрузки и нормативы. Он им не может соответствовать при всём своём желании. (А желания у него не много, поскольку силы и возможности свои он не переоценивает.) Это и заставляет его следить не только за справедливым распределением доходов, но и за СПРАВЕДЛИВЫМ РАСПРЕДЕЛЕНИЕМ НАГРУЗОК.

А вот это уже непосредственно относится к вопросу деловой логики, где Штирлиц, (как программный деловой логик), считает своё мнение непререкаемым — ему лучше знать, какое распределение нагрузок необходимо для эффективного производственного процесса.

И из - за этого возникает конфликт...

Оказываясь деловым компаньоном Штирлица, Робеспьер может настаивать на занижении норм выработки или требовать для себя облегчённых рабочих нагрузок, заставляя считаться со своими физическими (или какими - то другими) возможностями, но при этом претендуя на равную со Штирлицем прибыль. (“Ваша зарплата растёт, а моя — нет, это не справедливо!”)

Штирлиц этим аргументом не внушается. Штирлиц не Гюго и логическими доводами “вслепую” не внушается — он их контролирует по своей наблюдательной функции. К тому же, отстаивая своё “право на слабость”, Робеспьер проявляет волевые качества такой сокрушительной силы, что даже такого “железного” сенсорика как Штирлица они скорее отпугивают, чем убеждают. (Кажется, что будучи направленными в позитивное русло, они могли бы своротить и горы!) Поэтому и в пресловутую “немощь” Робеспьера Штирлиц по большому счёту не верит, а считает его опасным бездельником, отлынивающим от работы и претендующим на незаслуженные блага.

Их спор усложняется ещё и тем, что вопрос экономического эффекта имеет для каждого из них различную степень значимости. Для Штирлица это программный аспект, для Робеспьера всего лишь наблюдательный (опять же, связанный с распределением). Будет прибыль более высокой, или менее — так ли уж это важно? Главное, чтобы у всех всего было поровну. Лишь бы соотношение не было нарушено (программа Робеспьера — логика соотношений) Лишь бы ему доставалось не меньше, чем другим. А будет ли этого достаточно — это уже другой вопрос; потребности всегда можно снизить.

Вследствие чего и возникает такое знакомое нам “социальное завоевание” как насильственная уравниловка, которая, по сути является проявлением простой человеческой зависти. И не то важно — логического она или этического свойства, руководствуется принципом “справедливого распределения” или сводится к поговорке: “Не то жаль, что у меня корова сдохла, жаль, что у соседа жива” — эффект получается один и тот же: деморализуется сам процесс свободного творческого труда ( труд, по сути становится принудительным), происходит “планомерное” разрушение экономики и “планомерное” же обнищание общества.

Нельзя сказать, чтобы предмет особой зависти, а именно, — излишки — при этом также распределялись поровну. (Как в доисторические времена: разделили между собой всё до последнего зёрнышка, даже на посев ничего не осталось).

Излишки остаются (нельзя быть непредусмотрительным!) и распределяются как знак особых, “кастовых” привилегий, из которых потом выкристаллизовывается структура иерархического общества, с неизбежной в нём борьбой “за приоритетное место в социальной иерархии” и за льготы, распределяемые “по иерархически формальному признаку” — не по количеству вложенного труда, а по количеству “заслуг”, по знакам отличия и по причастности к определённой иерархии. (“Пиво только для членов профсоюза”).

Тогда же возникают "закрытые распределители" продуктов потребления: закрытые склады, элитные магазины и буфеты. Для них же создаётся система распределения дефицита. ("А то, что же получится? — ты купил, я купил. Мы его не любим, а он тоже купил…")

Потребности "нелюбимых" принудительно ограничиваются. Потребительские интересы сводятся к минимуму, начинаются "крысиные бега" за пайками, возникают “пайковые хлопоты” и “пайковые распри”. Тогда же и создаётся некий “потребительский лимит”, обязательный для каждой закрытой и "самодостаточной" социальной иерархии.

Перерасход этого лимита возбуждает зависть у окружающих. А зависти в самых справедливых социальных системах быть не должно — зависть делает человека несчастным, отравляет существование. Для того и предполагается установить в совершенном по справедливости (социалистическом) обществе усреднённые и уравнительные нормативы, чтобы у осчастливленных тотальным равенством граждан не возникало ощущения зависти. Ради этого и устанавливаются искусственные, контролируемые государством нормативные ограничения и человек, таким образом, оказывается вынужден соизмерять свои экологические нормативы и потребности с потребностями окружающих, что, по сути, противно человеческой природе, поскольку в этом вопросе каждый из нас ориентируется на собственные ощущения.

Именно такой поворот событий представляется Штирлицу крайне нежелательным, поскольку лишает его возможности ориентироваться на собственные ощущения, что для него чрезвычайно важно: аспект сенсорики ощущений входит в структуру его ЭГО- блока (-б.с.2). А в данном случае, субъективные ощущения Штирлица, его стремление отрабатывать своё право на необходимые ему условия существования сталкиваются с неумолимой жёсткостью Робеспьера, декларирующего принудительное распределение материальных благ “во имя всеобщей справедливости”. (Этой “принудительной уравниловкой” сам же ЛИИ и создаёт предпосылку для последующего возникновения альтернативной иерархической социальной системы, от тоталитарного деспотизма которой сам же впоследствии и пострадает.)

И хотя единичная ситуация частных, бытовых отношений далеко не всегда является предпосылкой для глобальных изменений в обществе, тем не менее, возникающие в этой диаде противоречия существенно влияют на дальнейший ход исторических событий, многое в них предопределяют и объясняют, и этим они интересны...

Казалось бы, если уже известны негативные последствия таких явлений, почему бы заранее и не повлиять на них? Почему бы и не позволить человеку работать по собственному свободному побуждению? И что с того, если он при этом богатеет? Ведь такой человек может обществу принести гораздо больше пользы, чем тот, который, (как он считает), умеет распределять чужие заработки, но по сути, занижает темпы развития экономики, индустрии, производственных, технологических процессов.(Сказывается миражное взаимодействие теоретика -статика (ЛИИ) и технолога - динамика ЛСЭ).

В том и проблема, что здесь мы опять же упираемся в квадровые (или доминирующие в них аспектные) разногласия, которые не позволяют ни договориться всем со всеми, ни построить “идеальное”, равно справедливое общество для всех.

В обществе “социального равноправия” вид разбогатевшего (“жирующего”) человека вызывает определённое недовольство “трудящихся масс” (особенно если в большинстве своём они состоят из социально ориентированных субъективистов — представителей первой или второй квадр, ориентированных на взаимодействие в закрытой социальной системе). На базе представительств других квадр, (асоциальных, склонных к индивидуалистическому мышлению и автономности действий и инициатив), широкомасштабные (или долговременные) социалистические преобразования, как правило, не происходят — этому мешает доминирующий в этих квадрах (объективистский ) аспект практической, деловой логики ( оперативной логики, логики действий, логики фактов) который, как мы уже видим (на примере этой диады), входит в определённые противоречия с аспектом теоретической логики — логики систем, логики соотношений и мешает распространению идей “принудительной уравниловки”, делая их менее популярными.

В частности, Штирлицу, как адепту интенсивного и высокопроизводительного труда метод “справедливого” распределения нагрузок и потребностей” кажется и диким, и абсурдным. С какой стати он будет подстраивать свою производительность под темпы маломощного напарника? И зачем ему снижать свои потребности? Затем только, чтоб не возбуждать зависть у тех, кто работает хуже и получает меньше? И что хорошего в том, чтобы все работали одинаково плохо и получали одинаково мало? Завистников от этого не убавится, (поскольку это вопрос сугубо этический), и о каком общественном благополучии можно говорить, если на одном “с сошкой” повиснут “семеро с ложкой”? При таком раскладе никто и пахать- то не захочет, всем понравится ложкой махать, хотя и загребать ею в скором времени будет нечего. (А обнищавшим да изголодавшим в этом “справедливейшим из обществ”, будет уже не до “равного распределения” — сильные отберут у слабых всё, что под руку им подвернётся, и на этом вся справедливость закончится).

А более всего Штирлица пугает то несокрушимое упорство Робеспьера, с которым тот пытается навязать свою точку зрения, реализовать свои нежизнеспособные (по мнению Штирлица) идеи и ко всему прочему, их официально узаконить — чтобы во веки веков так было! (Робеспьер — статик, и уж коль скоро он проводит какой - либо законопроект, то уж непременно “во веки веков”).

Штирлица, при его проблематичной и долго памятливой интуиции времени (-б.и.4), настораживают любые негативные тенденции, приобретающие значимость и популярность в обществе. И особенно те из них, которые мешают ему полноценно реализовать свою программу. По своей программной деловой логике (равно как и по наблюдательной логике соотношений), Штирлиц прекрасно понимает всю несостоятельность таких “социальных проектов”. Понимает, что благополучие общества напрямую зависит от интенсивного производства материальных благ, в котором все должны принимать активное участие и получать вознаграждение, соответствующее затраченным усилиям, вложенным средствам и компенсирующее их.

Но все эти доводы опять же, относятся к аспекту деловой логики, которыми Робеспьер (как теоретик ) склонен и пренебрегать, считая, что вложенные средства могут быть весьма умеренными — лишь бы удалось найти способ их эффективно использовать, (что Робеспьеру, при его изобретательной интуиции возможностей, не так уж трудно предположить: расходы можно сократить, экономя на том, без чего, (как он считает), вполне можно обойтись. (Вложил поменьше, получил побольше — вот вам и экономический эффект!) Робеспьер всегда найдёт, на чём выгадать и гордится своим эффективным рационализмом. Тем более, если все эти манипуляции "по сокращению… и освобождению от излишков…" преследуют, (как ему кажется), равно выгодные и равно справедливые для всех интересы, а потому выглядят логически оправданными.

Но в глазах Штирлица они таковыми не являются. Штирлиц — не охотник до сомнительных экспериментов, когда “малым трудом” можно (будто бы) достичь больших результатов. Штирлиц — сенсорик- практик, методист и предпочитает действовать проверенными методами. Из “ничего шубу не сошьёшь”. Что - то вкладывать всё же надо. И вкладывать много — больше вложил, больше получил. Поэтому и “изворотливый рационализм” Робеспьера, Штирлица не убеждает. Поэтому и его “рационализаторские предложения” он воспринимает с недоверием и не всегда считает их достойным вкладом в общее дело. Деловое участие партнёра Штирлиц будет оценивать не столько по количеству идей, (которые к тому же нуждаются в основательной перепроверке), сколько по конечному практическому результату, по количеству затраченных усилий и средств.

Метод "справедливого распределения" при котором партнёр претендует на равную прибыль, а убытки пытается списать "неизвестно на кого" (или на некоего "виноватого" ), тоже кажется Штирлицу и нечестным, и утопичным — убыточным. По своей наблюдательной логике соотношений (-б.л.7), которая подчиняется его программной деловой логике, он отчётливо видит всю несостоятельность такого представления о справедливости: тот, кто практических усилий в работу не вкладывал, не проявлял заинтересованности в её конечном результате, тот прямо (или косвенно) является виновником её низкой эффективности, что уже не даёт ему права распоряжаться прибылью.

Очаровательный пример таких “логико - экономических” противоборств, (равно как и других, присущих этой диаде противоречий), приведён в повести М. А. Булгакова “Собачье сердце”, где точку зрения Штирлица, (разделяемую, кстати, и самим автором повести), отстаивает профессор Преображенский, а приверженцами “равно справедливого” метода ЛИИ “взять всё да и поделить...” выступают такие его “оппоненты” как Шариков, Швондер и прочие “жилтоварищи”.

Профессору Преображенскому, (как и любому логико - сенсорному экстраверту) понятие справедливости не чуждо, только понимает он её в несколько ином варианте, а именно: как справедливое возмещение ущерба, причинённого его работе, поэтому и на предложение Шарикова (о справедливом распределении) откликается более, чем охотно:

“— Что же, очень хорошо, я не против дележа. Доктор, скольким вы вчера отказали?” (спрашивает он ассистента)
“— Тридцати девяти человекам, — тотчас ответил Борменталь.
— Гм... Триста девяносто рублей. Ну, грех на троих мужчин. Дам — Зину и Дарью Петровну считать не станем. С вас, Шариков, сто тридцать рублей, потрудитесь внести.
— Хорошенькое дело, — ответил Шариков, испугавшись, — это за что такое?1”
Влетело Шарикову “за кран и за кота”, и “за безобразие”, которое он учинил и благодаря которому сорвал приём. (“Это нестерпимо! Человек, как первобытный, прыгает по всей квартире, рвёт краны!..”)


1 М. А. Булгаков “Собачье сердце”, т.2 ,Санкт - Петербург, “Кристал”!998г.

— Да, но Шарикова нельзя было в полной мере считать человеком, с него ещё рано спрашивать, он пока ещё только “существо”... — напоминает Читатель.

— А раз “существо”, так и не берись переустраивать общество на свой лад. Тот, кто не способен взять на себя ответственность, не может, претендовать на равные со всеми права, а уж тем более на право устанавливать свои “разумные законы” (Таково мнение Штирлица и оспаривать он его никому не позволит.)

Но проблема в том, что склонность к законотворчеству в этой диаде обнаруживают оба психотипа: оба — программные логики, оба подсознательно настроены на “логически податливых” этиков и обоих раздражает тот факт, что их мнение постоянно оспаривается. Каждый из них по своей наблюдательной функции корректирует программу своего оппонента. (Профессора Преображенского, например, возмущают попытки слабого “в умственном отношении” существа, “подавать советы космического масштаба и космической же глупости о том, как всё поделить...”— существа”, для которого он ещё недавно был “богом” и которое сам же сотворил. И теперь это существо будет указывать, как ему жить, — вот в чём проблема!

Проблема в том, что это “существо” не одно такое. Были в этой повести и другие “существа”, которые на удивление хорошо спелись с подопытным “творением” профессора и нашли в его лице сторонника, выражающего те же идеи и внедряющего ту же систему отношений. (Что, по мнению автора повести, говорит как о качестве самой “системы”, так и об уровне интеллекта её создателей). В полемике с этими “существами” профессор и вынужден был отстаивать и свои принципиальные позиции, и защищать субъективное, жизненное пространство....

В миражных отношениях всегда кто - то воюет с “чудовищами” и “существами”— такова их особенность, а тем более, если человек попадает в общество, живущее по законам его “миражника” — тогда уже и все окружающие кажутся ему “чудовищами” и возникает сама эта страшная мысль: “то ли я болен, то ли все вокруг сошли с ума!”. А если учесть, что превращение “нормального” (по мнению профессора) общества в “миражное” произошло удивительно быстро, становится понятным и состояние растерянности, охватившее его в этой ситуации.

— Социальные перевороты в обществе совершаются иногда быстрее, чем в сознании людей (человеку свойственно сохранять инертность в ощущении собственного социального статуса). Глубоко зависимый от общества ("гиперсоциальный") человек, даже захватив власть может по - прежнему осознавать себя рабом, чувствуя свою зависимость от какой - либо социальной “системы”. А сознающий свою независимость "гипосоциал", может и не вписываться ни в какое “стадо”, как бы его к этому ни принуждали. Хотя само принуждение к коллективизму может восприниматься им очень болезненно. (И в описываемой нами диаде это одна из серьёзнейших проблем).

А профессора это “миражное общество” — ох, как “доставало”! И через газеты, (которые перед едой читать нельзя), и через журналы и лозунги, и через музыку в репродукторах, и через пение “жил товарищей”...

Собственно, против пения профессор ничего не имел, но эти “культовые обряды” его пугали уже тем, что угрожали самому смыслу его существования — плодотворной работе в нормальных человеческих условиях. Напоминали о себе как некие злые силы, призванные лишить его этого законного и естественного права. (Вот так попоют “хором”, а потом придут его “уплотнять” или арестовывать.). Эти “ритуалы” его тем более пугали, что в них ему была уготована роль “жертвы”, ожидающей заклания на “алтаре справедливости”...

А ожидание грозящей опасности для представителя этого психотипа особенно нестерпимо. Мрачное ожидание Штирлица — это не просто наивное “нетерпение” Гюго, (имеющего схожий комплекс) и связанное с ожиданием скорее позитивных, нежели негативных перемен.

Мобилизационная интуиция времени Штирлица (-б.и.4)— это и наблюдение всех опасных явлений, возникающих вокруг него, и их анализ и, связанные с этим неутешительные выводы, подтверждаемые и историческими фактами: уж если внедрят что - нибудь опасное и несуразное, так непременно всерьёз и надолго — добра от таких внедрений не жди. В связи с этим и всевозможные комиссии (социально - психологического террора) по проверкам, уплотнениям и распределениям, врывающимся в дом — его крепость, где весь порядок и весь уклад был строго подчинён наиважнейшему делу его жизни — его интеллектуальному творчеству, его исследованиям, наполняют его жизнь ощущением страха и ужаса.

Страхи Штирлица по интуиции времени — это и ожидание страшных новостей, которые перевернут всю его жизнь, (а в окружавшем его “миражном пространстве” это могло произойти в любую минуту); это и предчувствие того, что вдруг случится что - то ужасное: “Но вдруг... О, это проклятое слово! Уходя навсегда, я уношу в себе неодолимый, малодушный страх перед этим словом. Я боюсь его так же, как слова “сюрприз”, как слов “вас к телефону”, “вам телеграмма” или “вас просят в кабинет”. Я слишком хорошо знаю, что следует за этими словами.”2.

2 Булгаков М.А. “Записки покойника” (или “Театральный роман”), “Кристалл”, Санкт - Петербург, 1998 г.

Опасность излучало любое напоминание о себе этого “миражного общества” (собрание “домкома”, “пение хором”, слухи, газетные сплетни, не званные посетители... Предчувствие опасности вторгалось в жизнь профессора, проникало сквозь щели, создавало ощущение нестерпимого сенсорного дискомфорта, (к которому так восприимчив Штирлиц), давило на него, производя впечатление вечного, непреходящего кошмара.

Попыткой компенсировать создавшийся дискомфорт как раз и объясняется стремление профессора сохранить привычную для него обстановку...

И хотя со стороны это могло показаться “ воинствующей обывательщиной”, проявлением снобизма и буржуазных наклонностей, свойственных его "происхождению", происхождение здесь решительно не при чём. В лице профессора Преображенского мы имеем представителя четвёртой квадры — квадры (склонных к индивидуализму3) деятельных аристократов- объективистов. В то время как его “оппонентами” являются носители демократических (коллективистских) идей первой квадры, внедряемых, по мнению профессора, не самым разумным способом, над чем он и позволяет себе иронизировать.

3 Социально ориентированные субъективисты ( представители первой и второй квадр) в силу доминирующих в их квадрах аспектов этики эмоций и логики систем склонны к коллективизму, к коллективистскому, "общинному" мышлению, к коллективному ("общинному") труду. В индивидуальной деятельности, в частных инициативах и в частном предпринимательстве они ( в отличие от "деловых" объективистов — склонных к индивидуализму и личной инициативе представителей третьей и четвёртой квадр), чувствуют себя не свободно.

Само же стремление профессора к комфорту — не более, чем проявление его творческой сенсорики ощущений, реализующей его программную деловую логику (+ч.л.1). Потому профессор и отстаивает своё право на принадлежащие ему семь комнат, что каждая из них несёт определённую, функциональную нагрузку. Представитель этого типа никогда не позволит посторонним распоряжаться его законной жилплощадью. “Мой дом — моя крепость” — таков его лозунг. И пусть снаружи хоть социальная революция, хоть другая какая “кутерьма”, но при любых обстоятельствах он будет жить своей жизнью и делать своё дело. И при этом останется внутренне независимым, (как и любой представитель его квадры), будет высмеивать любые проявления стадных инстинктов и “стадно - коллективного мышления”, которые усмотрит в поведении представителей первой (или второй) квадры, (за что и будет ими осуждаем). И никакого, даже малейшего принуждения над собой не потерпит. А уж если купит копеечный журнальчик, то не из сострадания “к детям Германии” и не из любви к пролетариату, а из своего личного интереса. И ему безразлично, что по этому поводу думают окружающие. Потому он так и боится всякого рода “уплотнений”, потому и воюет с “жил товарищами”, что они, по сути мешают ему работать, создают неудобства на рабочем месте. (А рабочее место для Штирлица священно, труд для него — священнодействие). И другого отношения к работе у представителей этого типа не бывает. Человек, не желающий трудиться, в его представлении — человек низменный, неполноценный — “нелюдь”. А к таковым профессор относил и сотворённое им “существо”, и его приятелей, день - деньской “распевавших хором” вместо того, чтобы заниматься “прямым своим делом” — “чисткой сараев”...

Против “служения двум богам” профессор ничего бы и не имел, если бы каждое конкретное дело делалось основательно и с полной ответственностью — подмёл трамвайные пути и иди себе, митингуй, устраивай судьбы “испанских оборванцев”, если к тому тебя призывает активная гражданская позиция. Но “разруху в головах” профессор определял как неясность жизненных позиций, как неопределённость целей, которая и позволяет прикрывать демагогией самую вопиющую безалаберность. Зарождающаяся в обществе оголтелая идеологизированность профессора также пугала, поскольку вытесняла присущие его квадре (и его психотипу) духовные и мировоззренческие ценности и насаждала чуждые его психологической структуре идеалы. Вытеснялся аспект этики отношений (ставилась под сомнение христианская мораль, постепенно вытеснялся аспект сенсорики ощущений — возникало презрительное отношение к роскоши и комфорту, (что вызывало у профессора особое недовольство: “Почему убрали ковёр с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры?”)

По версии "жил товарищей": "На одной лестнице есть ковры, а на другой нет. Это несправедливо!.." И значит надо либо сделать так, чтобы нигде не было ковров — либо, чтобы ковры стали привилегией. А в результате ковры остаются только в учреждениях — этих новых “храмах” зарождающегося “справедливейшего” из обществ, где аспект логики соотношений ( как некий символ справедливости) становится святыней, а чиновник, распределяющий материальные блага — жрецом.

По мере преобладания аспекта логики соотношений происходит постепенное вытеснение аспекта сенсорики ощущений: ради справедливого распределения материальных благ можно и поумерить свои потребности, можно отказаться и от привычного комфорта. При этом вытеснение происходит только в условиях логического противоборства, возникающего в этой миражной диаде. В дуальной диаде пылкая эмоциональность Гюго примиряет Робеспьера с аспектом сенсорики ощущений, он начинает позволять себе “маленькие слабости”, начинает находить в них удовольствие ( ведь в конечном счёте аспект СЕНСОРИКИ ОЩУЩЕНИЙ и его перво- квадровый аспект, он входит в число ценностей его диады, хоть и с противоположным знаком (+). Но в миражной диаде этот аспект становится основным пунктом противоборства Робеспьера со Штирлицем, упорно отстаивающем своё право единолично распоряжаться заработанными материальными благами. Штирлиц как созидатель, как апологет высокоэффективного, творческого труда ненавидит "разруху" как социальное бедствие, предшествующее ещё большим бедам, и выступает противником “идеологии разрушения”. По мнению профессора, не разруха создала эту идеологию, а идеология создала разруху: (“разруха сидит не в клозетах, а в головах”). И эта разруха, это странное, чудовищное порождение непонятной ему идеологии (эта “старуха с клюкой”, “ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы) причиняет ему массу физических неудобств, поскольку опять же бьёт по его ЭГО, по аспекту СЕНСОРИКИ ОЩУЩЕНИЙ (-б.с.2). И “разруху”, и прочие неудобства профессор связывает с “социальной кутерьмой”, вызванной опять же не по его заказу. Он этих перемен не ждал и не желал, но они наступили и не только лишили его привычных удобств, но и существенно усложнили его жизнь, сделали её менее приятной. Поэтому и примиряться с разрушительной идеологией профессор менее всего желает. Там, где дело касается программных противоборств Штирлиц вспыльчив и непримирим, (чем и наживает себе массу врагов), что было особенно опасно в окружавшем его миражном обществе на фоне глобальных исторических перемен. Которые представитель этого психотипа потому и склонен игнорировать, что чувствует себя в них особенно беспомощным (глаза бы его не смотрели на эту “социальную кутерьму” — она ему мешает жить и работать!).

Как рационал, Штирлиц болезненно воспринимает опасные, раздражающие его перемены по иррациональным аспектам. И тем большую поддержку находит в приятных ощущениях, связанных с ними в прошлом, или в настоящем.

Профессор Преображенский также привязан к образам прошлого, и они составляют неотъемлемую часть его существования — это и его любимая музыка, и дорогие персидские ковры, и кадки с цветами на лестнице и необходимая ему калошная стойка, дату исчезновения которой он точно помнит.

Это “историческое событие” получило особую значимость, в виду того, что оказалось “завязанным” с его творческой сенсорикой ощущений — невинное проявление которой и явилось “ яблоком раздора” во взаимоотношениях профессора с противоборствующей стороной.

“Оппоненты” профессора, (а они здесь являют некий собирательный образ его миражника) обращают против его манипулятивной сенсорики ощущений свою не менее изворотливую интуицию возможностей, посредством которой и пытаются отвоевать у него часть оставшихся “излишеств”: они нашли способ “уплотнить” профессор его же собственными руками. Прописали к нему созданного им же самим “квартиросъёмщика”, с которым теперь он вынужден был делиться и едой, и одеждой и другими благами. Он сам взял себе иждивенца да ещё такого, кто ему и работать мешает, и пакостит на каждом шагу.

Да ещё и доносы на своего создателя - благодетеля пишет — то есть, освоил способ наиболее благоприятного существования в этом обществе, освоил самую распространённую в нём форму "борьбы за справедливость".

И тогда уже самым естественным образом приходит мысль: а может всё это "справедливейшее в мире общество" сплошь состоит из таких “существ”? И тогда профессору ничего другого не остаётся как прекратить практику и вообще покинуть страну?

Значит ли это, что Штирлицу вообще нет места в обществе "справедливого распределения? Неужели противоречия так глубоки? А может это всё те же его субъективные страхи, вызванные “химерами” миражных отношений?

— Ответ на это даёт сама повесть: для того, чтобы чувствовать себя в этом обществе уверенно, Штирлицу необходимо стать лучшим из лучших, и тогда с его требованиями начнут считаться и ввиду его заслуг перед обществом предоставят (в виде исключения) некоторые льготы, (которые он сам посчитал бы необходимым условием нормального человеческого существования). Только тогда он сможет быть недосягаемым для своих противников. В противном случае ему придётся либо нейтрализовать их, либо устранить, опять же используя своё исключительное умение и высокую квалификацию...

Аспект деловой логики — программа Штирлица и его постоянное, надёжное прибежище. В любую эпоху он постарается найти себе применение, хотя это не всегда бывает легко...

Штирлиц умеет работать в удобное для себя время, а Робеспьер умеет распределять продукты его труда во времена, неудобные для работы. Получается, что между ними возникает временной барьер. И каждый из них словно тянет друг друга в иную эпоху… Что и происходит, если рассматривать их противоборство с глобальных мировоззренческих позиций: “частно - собственнические” взгляды Штирлица покажутся Робеспьеру опасным анахронизмом, стоящим на пути социального прогресса и тормозящим естественный ход истории. А экономические преобразования Робеспьера, исключающие личную материальную заинтересованность, покажутся Штирлицу препятствием на пути технического прогресса.

Каждый из партнёров существует и успешно реализует ЭГО - программу своего ТИМа в определённое, чётко выраженное время и в определённых социально - экономических условиях. Штирлицу для успешной самореализации необходимы условия экономической стабильности.

Робеспьер, как справедливый распределитель материальных благ, социальных прав и возможностей максимально успешно себя реализует в условиях зарождающихся и стабилизирующихся революционно новых, демократических социальных отношений, при которых правомерно и принудительное снижение потребностей и жёсткий контроль за распределением материальных благ. (Хотя, конечно, и такие меры не должны и не могут быть продолжительными: общество не должно превращаться в "трудовой лагерь", в социальную зону, где каждый получает свою "равно справедливую пайку" (как это происходит у социальных насекомых). Человеческий социум нельзя превращать в один гигантский муравейник, хотя некоторым социалистам утопистам (ЛИИ) эта идея казалась и заманчивой, и легко осуществимой.

По счастью, в соционе находятся и выразители противоположной точки зрения, открывающей доступ ко всем благам цивилизации, ко всем социально - правовым завоеваниям, предоставленным обществом каждой свободной личности, имеющей право в полной мере реализовать свой творческий потенциал и получить достойное вознаграждение за свой труд, из которых первым адептом является Штирлиц.

Таким образом, в этой диаде между партнёрами создаётся некий временной барьер, который является следствием возникающих в ней противоборств и разногласий, следствием несостыковки взглядов, создающей между ними то самое напряжение, которое в конечном счёте и приводит к смене квадр, к смене экономических формаций, к переходу общества на новый социальный виток.

[Сключики]

Я от Штирлицев ховаюсь)) ибо они умеют припрячь, а мне это не надо

[Ханна]

Я от Штирлицев ховаюсь)) ибо они умеют припрячь, а мне это не надо

Это же всё для общего дела!

[Сключики]

Ага, знаем, слышали песня та же, исполняю я же (с)

[Ted]

Невзоров не м.б. Гамом - у него отсутствуют эмоции в принципе, версия Гека тоже плоха - Невзоров слишком камерный, интровертный персонаж для общительного Гека. Очевидно, что Невзоров - ярый негативист, я бы даже сказал супернегативист буквально брызжущий ядом. А в соционе только Баль способен на такие "подвиги".
Нетрудно заметить, что Невзоров обожает говорить о деньгах и о том, что он их дофига зарабатывает, чем выдаёт свою бальскую суггестию по ЧС (=деньги, сила, власть).

Да и как вообще этого холодного "гада", эту рептилию можно вообще считать этиком?
Ответ - никак.

[белый олеандр]

Невзоров не м.б. Гамом

Его близкие тоже так решили )))

[игнат]

Невзоров не м.б. Гамом - у него отсутствуют эмоции в принципе, версия Гека тоже плоха - Невзоров слишком камерный, интровертный персонаж для общительного Гека. Очевидно, что Невзоров - ярый негативист, я бы даже сказал супернегативист буквально брызжущий ядом. А в соционе только Баль способен на такие "подвиги".

а способен Баль вести и не просто вести с экрана, а работать администратором, папой, выпускающим, ведущим и при этом практически единственным репортером передачи, которая укладывает в десять минут дайджест дня пятимиллионного города?
и при этом огого как вести, народ и влюблялся, и плевался, но прилипал к экрану на десять минут ежевечерне.
и не пару раз в эфир выйти, а в течении шести лет.
да, были соведущие и, соответственно, сорепортеры, но их участие не столь принципиальным вкладом ложится в общую массу того, что этот, якобы, Баль, тянул.
и это не учитывая иные, Балю нафиг не интересные, аспекты невзоровского бытия.

и, кста, у Невзорова есть стилист? или Баль сам такое себе выбирает на поносить?

а, да.
ещё один бальский момент, которого напрочь лишен Невзоров - можно брызгать ядом в любые стороны, но нельзя не быть самоироничным, не быть восприимчивыми к яду той же крепости, что и твой, а желательно и посуровей.

Невзоров нифига не самоироничен.

[Ted]

а способен Баль вести и не просто вести с экрана, а работать администратором, папой, выпускающим, ведущим и при этом практически единственным репортером передачи, которая укладывает в десять минут дайджест дня пятимиллионного города?
и при этом огого как вести, народ и влюблялся, и плевался, но прилипал к экрану на десять минут ежевечерне...

Невзоров часто говорил, что он - не журналист, он - репортёр. Переводя на простой русский, Невзоров (=АГН) утверждал, что он - лишь... простой сплетник: ведь [Репортаж] — это сообщение с места событий. А чем это отличается от сплетни, в хорошем смысле этого слова - в виде мнения? - Ничем!
Баль - тактик, живущий исключительно в событийной гуще "здесь и сейчас" и буквально "что он видит, то и поёт". Как бы вы красиво не описывали его творчество - "единственным репортером передачи, которая укладывает в десять минут дайджест дня пятимиллионного города? и при этом огого как вести, народ и влюблялся, и плевался, но прилипал к экрану на десять минут ежевечерне", всё это великолепие укладывается в одно русское слово - сплетня. Да-да - бабушка на лавочке и АГН - это, в сущности - одно и тоже. И именно поэтому АГН вот так сразу и зашел дорогим россиянам.
И совсем не случайно его программа называлась именно "600 секунд", ведь именно интервал ВРЕМЕНИ (=БИ) и отражение этого интервала в вечности в виде мнения/сплетни - это единственная реальность базового БИшника Баля. Даже в названии АГН не оставил никаких вариантов кроме Баля: именно ровно 600 секунд и Есь отдыхает: Есь просто не способен к планированию и ровно 600 у него не получится никогда.

кста, у Невзорова есть стилист? или Баль сам такое себе выбирает на поносить?

Внешний вид - это ЧИ, а ЧИ у Баля в наблюдательной и 4-х мерной функции. Так что стилист Балю не особо нужен. Но ему нужен костюмер, Бали рассеянны и могут не заметить мелких дефектов одежды.

Невзоров нифига не самоироничен.

И здесь нет ничего удивительного - у него столько иронии и сарказма уходит на других, что себе, любимому, уже ничего не остаётся.

[игнат]

а способен Баль вести и не просто вести с экрана, а работать администратором, папой, выпускающим, ведущим и при этом практически единственным репортером передачи, которая укладывает в десять минут дайджест дня пятимиллионного города?
и при этом огого как вести, народ и влюблялся, и плевался, но прилипал к экрану на десять минут ежевечерне...

Невзоров часто говорил, что он - не журналист, он - репортёр.

вы объём энергозатрат оцените на глаз хотя бы, а потом приложите это на мимопроходящего Баля.
его испарит мгновенно и окончательно.

[Ted]

вы объём энергозатрат оцените на глаз хотя бы, а потом приложите это на мимопроходящего Баля.
его испарит мгновенно и окончательно.

Ах вот где собака порылась! Энергозатраты! Да вы у нас, игнат, не иначе как экстрасенс.
Т.е. вы считаете, что есть энергозатратные и энергосберегающие типы?
Я открою вам страшную тайну - все типы одинаково энергозатратны: беснующийся Гам тратит "энергии" не больше, чем застенчивый Роб, кодящий, в кабинетной тиши, на пайтоне.

И вам, игнат, с такими взглядами - прямая дорога в мракобесы из "Битвы экстрасенсов":

phpBB [video]

[Скелл]

Ах вот где собака порылась! Энергозатраты! Да вы у нас, игнат, не иначе как экстрасенс.
Т.е. вы считаете, что есть энергозатратные и энергосберегающие типы?
Я открою вам страшную тайну - все типы одинаково энергозатратны: беснующийся Гам тратит "энергии" не больше, чем застенчивый Роб, кодящий, в кабинетной тиши, на пайтоне.

Нет понимания, чем экстраверты отличаются от интровертов.
Нет понимания, что первые энергорастрачивающие, а вторые энергосберегающие.
Отсюда ярчайший экстраверт идет в интроверты.

Юнг определял интроверсию как «поведенческий тип, характеризуемый направленностью жизни на субъективное психическое содержание» (фокус на внутреннюю психическую активность); и экстраверсию как «поведенческий тип, характеризуемый концентрацией интересов на внешних объектах» (внешний мир)

Что пишет Невзоров о себе:

«В церкви платили очень хорошие деньги. Да и работа мне нравилась. Поешь себе — ничего сложного. Но и там я хулиганил страшно, да еще других втягивал в свои безобразия», — признавался журналист.

"Будучи подростком, часто попадал за хулиганство. Невзоров постоянно заводил сомнительные знакомства, но однажды случайно встретил хористов из церкви. По воле судьбы он и сам стал певчим в храме. В 15 лет юноша уже сам зарабатывал на жизнь."

Хулиган с приводами в милицию, не боящийся открыто демонстрировать все, что он считал нужным демонстрировать, способный повести за собой - это экстравертный ЧС-ценностный тип, а не меланхолик ИЛИ.

Здесь же наглядно показано, как "съезжают" с ролевой на базовую, с ролевой ЧЛ на базу ЧЭ.

"Невзоров менял профессии как перчатки — секретарь, сценарист, музейный работник, грузчик. Так продолжалось, пока в 80-е он не попал на телевидение. Популярность пришла к журналисту после передачи «600 секунд». Он оказался в самой гуще актуальных тогда событий: был среди защитников Белого дома в 1993-м, участвовал как репортер и наемник в войнах в Югославии и Чечне."

Все эти метания и смены работ - это стремление получить как можно больше впечатлений. Не денег, а именно впечатлений!
Это очень яркое проявление экстраверсии.

Далее.

Меня интересует только настоящее. Рефлексия мне никогда не была присуща.

Анти меланхолик.

Я ничего не понимаю про будущее и не люблю копаться в прошлом. Знаете, в этой жизни я всегда вытворял все, что хотел, и ни разу впоследствии об этом не жалел. То есть мне совершенно не знакомо чувство раскаяния, стыда. А когда слышу высокие слова о морали, мне хочется подмигнуть и сказать: «Ребята, мы все — вчерашние питекантропы, так о какой совести может идти речь?» — резюмировал Александр Глебович в интервью изданию

Анти БЭ

По словам знакомых помогало Невзорову по жизни идти напролом .
В соционике это называется линейно-напористым темпераментом, темпераментом, который присущ рациональным экстравертам.
У ИЛИ - восприимчиво-адаптивный темперамент, ни о каком "напролом" речи не идет.

И вам, игнат, с такими взглядами - прямая дорога в мракобесы из "Битвы экстрасенсов":

А нажму-ка я админу, не все ж тебе эту кнопку жмякать, когда тебе просто предлагают пососать леденец.
Переход на личности собеседника есть, сравнение с мракобесами есть.
И это есть в каждом твоем втором посте. А посему я буду нажимать эту кнопку там, где увижу от тебя грубый переход на личности и перевод дискусии в неконструктивное русло.